Честь Воина [CИ] - Вита Алая

конце концов он сдавленным голосом сказал:

— Мой год истекает через три недели. Мне пора выдвигаться в Новин. Я Обручусь со Смертью ради жизни — твоей и всех остальных. А Обручённый всегда играет Свадьбу.

Это значило, что они прощаются навеки. Из груди Алрины вырвался то ли всхлип, то ли вскрик. Она не знала. Может быть, она просто тоже пыталась вдохнуть. Но не могла.

Кларед изо всех сил сжал любимую за плечи, стараясь в этом жесте передать, насколько не хочет с ней расставаться. В глазах его бушевало Последнее Пламя Богов, сметающих этот проклятый мир, словно мусор, в хаос. Он больше ничего не говорил, ведь всё было уже сказано и перемолото сотни раз. Алрина знала, что это необходимо ради всех жителей Княжеств, а может, и дальше… Но почему же сейчас так хочется затолкать все их распроклятые души в самую глубину Огненной Бездны, лишь бы пламя Карандара вновь сменилось светом Творения в его глазах?..

Кажется, из глаза скатилась слеза. Она сердито кивнула, чтобы смахнуть её, и это движение помогло ей сбросить оцепенение. Воительница отвернулась и пошла собирать вещи любимого, ища смысл в простых скупых движениях, лишь бы чем-то заполнить свой разум.

Алрина помогла ему собраться в дорогу, ничего не говоря. Весь день оба молчали с каменными лицами, обмениваясь только фразами по делу. А потом в последний раз любили друг друга, не гася свечей, чтобы насмотреться. Сжимали друг друга до боли, даже не замечая этого и мечтая срастись, так чтобы уже ничему в мире не под силу было их разнять. Но мир не поменялся от их желания.

Девушка не смела ничего сказать, чтобы попытаться остановить любимого. Она понимала, что могла бы избавить его от этой необходимости, только отправившись служить Морене. Но страх перед ахсарой был даже сильнее желания его удержать. Погибнуть же напрасно означало обречь его ещё и на такие муки вдобавок к тому, что в итоге всё равно придётся сделать то же самое.

Утром они поднялись затемно и почти не разговаривали. Алрина сготовила завтрак, пока Кларед складывал сумки и седлал коня. Вскоре подошло время прощаться. С минуту они стояли и смотрели друг на друга. Молча. Но глаза их вопили о боли, о какой и не выкрикнешь вслух. Если вовремя её не унять, то такая боль скоро сводит с ума и убивает.

Два шага навстречу друг другу. Воинское рукопожатие братьев по оружию, такое крепкое, что чуть не хрустнули кости. И через три шага Кларед уже у двери. Вид его ровной спины чуть не убил Аину. Не отдавая себе отчёта, она взвыла:

— Айланн!

Кларед вздрогнул всем телом, будто вынули душу — удар сердца — обернулся, а в глазах осколки разлетевшегося вдребезги мира — удар сердца — и оказался рядом с ней. Он так прижал её к себе обеими руками в перехлест, что Алрина не то, что дохнуть не могла, даже если бы помнила, что это такое и зачем нужно, но чувствовала, что кости вот-вот треснут. О, если бы он убил её сейчас, каким неземным блаженством было бы принять смерть от этих рук!

— Я ухожу, но моё сердце остаётся в твоей груди, — прохрипел Кларед, обжигая её лицо своим дыханьем. — Смерть не может получить то, чего у меня нет, — на его лице полыхнула солнцем безумная усмешка.

— А моё, хоть и в твоей груди, ей не принадлежит! — выпалила Алрина, прежде чем Кларед впился в её губы помрачающим разум поцелуем.

В последний раз окунулись они в ураган пламени, ревущего с такой силой, что если вовремя её не унять, то она сводит с ума и убивает. Минуту спустя Кларед скрылся за дверью так стремительно, будто спасался от самого себя.

Наречённый вскочил на коня и пустился прочь из города, толком не видя перед собою дороги. Хорошо, что прохожих в этот ранний час ещё почти не было, а колокол пробил к открытию ворот как раз, когда он подъехал — сил останавливаться и ждать у воина не было. Жгучая боль в груди гнала его вперёд и он пустил коня быстрой рысью по Княжескому Тракту.

Перед его глазами стояло изломанное мукой лицо любимой. И это после такого безумного счастья: быть с ней, доставлять ей наслаждение, говорить, как с самым лучшим другом за всю жизнь, и видеть ответную любовь в этих синих глазах… Как же верно, что Воину Смерти нельзя связывать себя ни с одной женщиной! Такое трудно пережить втройне — не из-за той боли, что испытываешь сам, а из-за той, что причиняешь бесконечно дорогому человеку. Вся жизнь Клареда — потери и смерть. Эта любовь — как насмешка, жестокая издёвка. Почему так болит сердце?.. Оно не может болеть, у него больше нет сердца. Только долг. Долг, который он должен выполнить, и другой, который никогда не сможет оплатить — перед Нею.

Кларед обнаружил, что началась метель и злые крохотные льдинки впиваются в лицо. Он пришпорил коня, чтоб тот мчал его ещё быстрее. Пусть хлещут сильнее, он заслужил и во сто крат худшее. А конь… перетерпит! Вон, впереди в тучах просвет, который принесёт ему облегчение. Самому же Наречённому отныне облегчения не видать, и поделом.

Какое бесчестье хуже? То, что, он едва нашёл в себе силы уйти или то, что он всадил нож в сердце любимой? А какая разница? Бесчестье есть бесчестье. «Самая большая честь не покрывает и малейшего бесчестья», — так гласил один из канонов Кодекса, и гласил он непреложную Истину. Но предыдущий канон также гласил: «Честь добавляется к чести, бесчестье умножает бесчестье». И свой самый главный долг — перед предками и перед миром — он выполнит!

Нещадно погоняя коня, Кларед летел от большего бесчестья к меньшему. Удирая от себя, он спешил к своему долгу. Хотя бы его он обязан оплатить, а потом… Смерть! Смерть станет его женой и отрадой, и избавлением. И прощением, и платой.

Ах, если бы он знал, что всё не так просто!

Глава 29

Клед: Обручение со Смертью

Кларед приказал себе снова забыть своё настоящее имя. Теперь оно осталось в прошлом и было связано только с его любовью. Ему же предстояло снова стать безродным приёмышем Ордена по прозванию Клед Корсун.

После первоначальной ярости на него навалилась апатия. Он едва не загнал коня по пути в Астен и там дал ему отдохнуть, а сам напился до беспамятства. Судьба снова